 |
Послесловие. Чмо не зачморишь! |
|||||||
| Содер.
Супер1 0. I.T. I.Пред. I.1. I.2. I.3. I.4. I.5. I.6. I.7.
|
(Чмосторический
чмочерк чморчества)
Февраль 1970 года. Начало второго
семестра второго курса. Два шалопая из
группы 4187 машфака безумно, но не бездумно, скучая
на очередной лекции по
историческому материализму,
придумали себе развлечение.
Преданно - сосредоточенно глядя на
доцента Вербовенко,
заученно излагавшую преимущества
материалистического понимания истории, они торопливо
строчили в своих конспектах.
Правда, текст, появлявшийся
на листках в клетку,
имел мало общего с марксистской
философией. Рождалась
повесть-буриме "Чмо поднимает голову".
Идея принадлежала Александру
Кудряшову (в обиходе - Кудря, Кудряш,
Кудрик, Мудрик) и
была по достоинству оценена
Александром Алексеевым (Алекс).
Традиционный вопрос
к любым соавторам "Как вы пишите
вдвоем" был решен просто: писали по
очереди, глава Кудри, глава Алекса. При
этом никакого предварительного плана,
разумеется, не было. Более того, каждый
по мере сил старался затруднить
продолжение сотоварищу, ставя героев
повествования в такие положения, выход
из которых был не ясен даже автору.
Дополнительная интрига обеспечивалась
тем, что соавторы не определили до
самого конца повествования, кто же
такой Чмо. Лишь на последней странице
Кудря расшифровал Чмо,
к жуткому негодованию Алекса.
Кстати, о Чмо.
Членораздельного объяснения, что
же это такое
добиться не удалось ни от авторов, ни от
различных знатоков фольклора,
диалектов и фени. Приходилось слышать
определение: "Человек,
Мечтающий Отдохнуть".
На воротах артиллерийского полигона на
Ржевке (г. Ленинград) чья-то шаловливая
ручонка нацарапала - Чрезвычайно
Мощная Организация (скандал был
чрезвычайно мощный).
От своих студентов начала 90-х годов
приходилось слышать глагол "чморить"
в смысле "угнетать, морить, обижать,
не считать человеком". Но все это не
то... Вот вам
первая загадка "Сказки".
И тут же, загадка вторая.
Почему "Сказка"? На обложке первого издания жанр
произведения не обозначен.
Но всегда "Чмо" в разговорах
называлось именно "Сказкой". В
архивах одного из авторов сохранилась
записка кого-то из одногрупниц (почерк,
характерные выражения заставляют
говорить об авторе записки как о
существе женского пола) с просьбой дать
почитать именно "Сказку". И тут же
довольно жесткий ответ, отсылавший
просительницу ко второму
автору...
Здесь будет уместно
рассказать о реакции ближайшего
окружения авторов на появление "Сказки"
(о реакции мировой литературной
общественности можно прочесть в
предисловии к первому изданию).
Сказать, что "Сказку" рвали из
рук - мало. Очередная
глава, прежде чем попасть к соавтору
для продолжения, проходила через
несколько рук. В буквальном смысле
слова - ее передавали
с одного ряда столов на другой (напомним,
что нетленка создавалась
исключительно на лекциях), и каждый
стремился сначала ознакомиться с
текстом и лишь за тем передать его
дальше. Нетерпение
авторов, рвущихся продолжать
повествование, при этом игнорировалось
напрочь. Вокруг
авторов заклубились
интриги, сводившиеся к одной из
трех разновидностей:
а) "Дай почитать";
б)"Я тоже хочу в Сказку";
в)"Будет про меня - убью!".
Источники и составные части этого
ажиотажа очевидны. Во-первых, надо же
чем-то заняться на лекциях.
Во-вторых, с
самого начала "Сказки" многие
действующие лица были легко узнаваемы,
а затем и многие эпизоды повествования
оказались списаны с реальных событий
или достаточно прозрачно на них
намекали. Третья
причина не столь очевидна и требует
некоторого представления об
исторических реалиях того времени.
"Не известно,
кто первый открыл воду, но ясно, что
это были не рыбы".
Так и авторы "Сказки" особенно
не задумывались над тем, что живут и
творят в глухие годы
застоя. Конечно,
был "обычай
на Руси - ночью слушать Би-би-си",
конечно, хихикали
над очередными награждениями в "доме
престарелых", рассказывали анекдоты
о юбилейном одеколоне "Запах Ильича",
тосковали на очередных
политинформациях...
Но и клеймили чехословацких
оппортунистов, осуждали сионистов за
их агрессивную политику, готовили те же
самые тоскливые политинформации. Вдали
от столиц не замечают рыбы, что живут в
воде! В "Сказке" же нет-нет, да и
мелькнет что-нибудь такое, "с душком",
особенно ближе к финалу. Правда,
душок этот был столь мало заметен,
что даже имевшиеся (как же без них!)
стукачи - и те, о которых знали, и те, о
которых догадывались, душок этот не
почуяли. И,
слава Богу, поскольку венец мученика ни
одному из авторов не казался особенно
привлекательным...
Несомненный
успех "Сказки"
вскружил молодые авторские головы, и
возникли идеи продолжения...
Появились "Чмо под водой",
основанная на
впечатлениях от летнего отдыха Кудри
совместно с подводниками (в настоящее
время считается утраченной),
и "Чмо за
границей", где
должны были излагаться события
групповой встречи праздника 8 марта.
При этом каждое из продолжений
создавалось авторами независимо друг
от друга. Измена
творческому методу, столь блестяще
оправдавшему себя в начале, не прошла
даром: оба
написали по две главы, после чего к
работе над рукописью не возвращались.
Что может быть и к лучшему, вся история
литературы свидетельствует, что
продолжения часто оказываются много
слабее первого тома.
Возможно, поэтому, а может быть из-за
своей незавершенности, продолжения "Сказки"
не пользовались большой популярностью
и сейчас известны лишь немногим
знатокам и ценителям.
Здесь самое время
перейти к чисто
литературному анализу,
исследованию гносеологических
корней "Сказки" и ее влияния на
последующий литературный процесс.
Обратимся, в начале, к кругу чтения
соавторов, ведь именно он во многом
определил их творческую манеру. Вряд ли
он существенно отличался от круга
чтения большинства их ровесников.
Детское романтическое чтение,
затухающая в провинции волна первой
оттепели, ставшие доступными благодаря
ней певцы безысходного загнивания... В.Скотт
и Р.Стивенсон, чуть позднее - Вас.Аксенов
и А.Гладков, Э.М.Ремарк, Э.Хемингуей и Р.Берль,
авторы "Юности" и, может быть, "Нового
мира". Один
из соавторов был (и остается) горячим
фаном братьев Стругацких и не реже двух
раз в год перечитывал М.Анчарова (и "Теорию
невероятности" и "Этот синий
апрель", см. финальную фразу 8-й главы
второй части), другой не пропускал ни
одного творения Арк.Адамова...
Из этого сплава, на первый взгляд,
и родилась проникновенно-изысканная
манера письма, так пленяющая читателей
"Сказки".
Но современный
писатель формируется всей
ноосферой литературы - от античной до
одновременной ему. И в "Сказке"
можно проследить и не столь очевидные
влияния... Например.
В построении эпизодов, в
географически точной привязке места
действия, в явно используемой в ряде
фрагментов технологии "потока
сознания", в насыщенности скрытыми и
очевидными музыкальными,
литературными, бытовыми цитатами
опытный исследователь без труда
обнаружит влияние Дж.Джойса и его
бессмертного "Улисса".
Парадокс состоит в том, что ни один
из авторов в те годы не читал Джойса, а,
скорее всего, и не слышал о нем.
Правда, один из них к этому времени
уже оценил раннего Андрея Битова, а
если кто-нибудь скажет, что А.Битов не
является откровенным,
очевидным, бескомпромиссным русским
адептом Джойса во второй половине
столетия, то пусть бросит в меня
кирпичом Большой Советской
Энциклопедии. Но где Битов, где Джойс, а
где "Сказка"? Ведь мотивы "Улисса"
слышны в главах каждого из соавторов!
Число подобных
примеров можно увеличить, но еще более
интересным представляется оценить
роль "Сказки" в последующем
развитие отечественной литературы (рассматривать
ее влияние на мировые процессы мы не
можем себе позволить, дабы это
послесловие не оказалось бесконечным).
По внешним жанровым
признаком "Сказку" следует
отнести к классическому советскому
детективу. Но с
некоторыми оговорками, поскольку в ней
присутствуют как
элементы советского шпионского романа
от Ник.Шпанова до Ю.Семенова, так и
явные мотивы, присущие творчеству,
например, Арк.Адамова.
В дальнейшем подобное нарушение
чистоты жанра стало характерно для
целой плеяды авторов детективов времен
застоя перестройки и разгула
демократии: (Ник.Леонов, Э.Тополь, А.Маринина
и т.д. и т.п.). Однако
было бы смешно утверждать, что влияние
"Сказки" сказалось только и только
на развитии детектива.
Стилистика и тематика шедевра
адекватны поискам наиболее
радикальных литературных
современников наших авторов, а в чем-то
и предвосхитили многие
последующие открытия российской прозы,
от обоих Ерофеевых до последних
творений концептуалистов,
турбореалистов и апологетов
киберпанка. Одна
тема алкоголя в "Сказке" - от
киоска "Вино..." в первой главе до
постоянно нарушающего сухой закон
Мудрика - заставляет невольно
обратится к вечнозеленой поэме "Москва
- Петушки" незабвенного
Венечки Ерофеева. Заметим, в скобках,
что дата под поэмой - "Осень,
1969", хотя сам Венедикт Васильевич в
своей автобиографии пишет “... зимой
1970 года нахрапом создал “Москва -
Петушки” /c. 19 января до 6 марта 1970/
“ (Венедикт Ерофеев. Москва - Петушки
и пр. М.,из-во “Прометей” МГПИ им.В.И.Ленина,
1990, с.4). Сравните
с авторской датировкой «Сказки…»!
Действительно великие открытия
совершается одновременно! А
доскональное описание комнаты Чмо,
ремарки типа "уложил
на холодную, сырую землю", "копошились
микробы и вирусы" поразительно
напоминают будущие эксперименты В.
Сорокина, Вл. Друка и прочих.
Как знать, не прервись столь
безвременно работа над "Сказкой",
попади наши авторы под опеку какого-нибудь
метра, не боящегося конкуренции
молодых, так заседали
бы сейчас Кудря и Алекс в жюри
очередной Букеровской премии да
раздавали интервью о своих творческих
планах. Но
история литературы, как и любая другая
история, не имеет сослагательного
наклонения.
Завершая это небольшое
исследование “Сказки”, несколько
слов об истории изданий ее.
Первое издание “Сказки” вышло
в свет до вступления Советского Союза в
конвенцию об авторских правах, что дало
возможность для неограниченного
пиратского распространения, как внутри
Союза, так и за рубежом. Примером (не
единственным) такого наглого попрания
прав авторов может служить Alex&Kudrya.
Chmo’s
story. Autorized translation to English language edition published by
John Wiley & Sons, Inc. Разумеется,
подобные издания при всей их внешней
роскоши не могут быть предметом
серьезного обсуждения.
Интерес могут представлять лишь
публикации, в подготовке которых
принимали участия сами авторы или хотя
бы один из них.
История первого
издания - это и история написания “Сказки”,
и она изложена выше. Первое издание
было полностью рукописным, зато богато
иллюстрированным. Помимо уникальной
суперобложки неизвестного художника,
почти каждая глава начиналась рисунком,
выполненным А.Кудряшовым. Это сделало
публикацию событием не только
литературным, но и живописным. Для
настоящих ценителей мы поместили в
приложение выходные данные этого
издания. Заметим лишь, что в
сохранившемся экземпляре фамилия
редактора яростно, до дыры в бумаге,
зачерчена. Очевидно,
авторам претила сама мысль о
возможности какой-либо посторонней
правке.
Второе издание было
подготовлено ко Дню потери
независимости Кудри (авторская дата -
9.03.74). Это было подарочное издание,
первое машинописное, в роскошном
кожаном переплете, и даже частично
иллюстрированное - в него были помещены
несколько страниц с рисунками А.Кудряшова
к первому изданию и несколько копий с
них, выполненных издателями. Текст был
выправлен и дополнен одним из авторов (некоторые
исследователи даже считают второе
издание второй
редакцией романа). К сожалению,
издание готовилось в
предпраздничной спешке, из-за чего
изобилует опечатками. К тому же второе
издание несет на себе следы
цензурной правки, не всегда
улучшавшей текст.
Идея третьего издания
“Сказки...” возникла в 94 году,
когда намечалось празднование
двадцатилетнего юбилея
группы 4187. Праздник не состоялся, но
идея осталась. Она не покидала издателя
на протяжении нескольких следующих лет,
но первые шаги были сделаны уже после
незаметно прошедшей
двадцатипятилетней годовщины первого
издания. К
этому моменту стала ясна концепция
издания. Во-первых, третье
издание должно было стать первым
полным изданием "Сказки..." и
включить, по возможности, все известные
и сохранившиеся к настоящему времени
фрагменты текста. Во-вторых,
издание должно было стать первым
научным изданием, а значит, включить
максимально полные комментарии к
тексту, его литературоведческий и
исторический анализ,
исследование, как подготовительных
материалов авторов, так и различных
изданий эпохального произведения. В-третьих,
издание должно было стать первым
изданием, полиграфическое
совершенство которого конгениально
его литературной непревзойденности.
При
подготовке этого издания
использовались тексты первого и
второго изданий, а также архивы авторов.
Ни одно из пиратских переизданий не
использовалось по понятным причинам.
Использованные издания
текстуально различаются, хотя и
незначительно. Поскольку множества
читателей первого и второго изданий не
конградиэнтны, а отличия от привычного
текста могут вызвать оправданные
нарекания, я, следуя концепции издания,
постарался включить наиболее удачные
находки второй редакции, считая все же
первую редакцию основной. Быть может,
следующим издателям удастся разрешить
и сложнейший вопрос о каноническом
тексте “Сказки...”,
до настоящего времени являющийся
предметом дискуссии. Впрочем, за очень
малыми исключениями, расхождения между
различными вариантами невелики и
непринципиальны; для широкого читателя
я полагаю их несущественными. В
комментариях оговорены лишь важнейшие
разночтения. При работе над текстом я
руководствовался следующими
принципами: -
сохранялась орфография и пунктуации
авторов (везде, где это они не вступали
в существенные противоречия
с русской орфографией и пунктуацией); -
фрагменты, утраченные или
неразборчивые в первом издании,
восстановлены, где возможно, по второму
изданию; -
разбивка глав на абзацы следует, в
основном, второму изданию; - все
главы начинаются с буквицы, как во
втором издании, в первом буквицей
начинались только первая и последняя
глава; -
иллюстрации воспроизводятся по
первому изданию.
Насколько удачны
оказались результаты, судить вам, мой
читатель. Замечу лишь, что когда я пишу
эти строки далеко не все страницы
шедевра у меня под рукой, предстоит
немалая работа в архивах, поиск в
частных коллекциях... Возможно,
полностью замысел будет реализован в
последующих изданиях.
И, наконец, о
комментариях. Понятно, что комментарий
не мог быть полным, разъясняющим все
тонкости мира и
текста “Сказки...”. Такая полнота
не только недостижима, но и
нежелательна: читатель должен
соображать и сам, а какие-то сведения и
должны оставаться ему неизвестны, мир
“Сказки...” должен остаться в
какой-то мере неизвестным, интригующим,
как ни как, это ведь еще и детектив!
Основу фактических данных для
комментария составил фундаментальный
труд, подытоживший все усилия
комментаторов “Сказки...”: Don Gifford. “Chmo” annotatad. 2 nd ed, revised and enlarged. Univ. of
California Press, 1988. Но,
разумеется, одна книга, какой бы она не
была, не может быть достаточной хотя бы
уже по тому, что Гиффорд, по непонятным
причинам, не включил в свой труд
огромный пласт материала,
принадлежащего к биографическому
плану “Сказки...”. Кроме того,
американский стиль комментирования
расходится с европейской гуманитарной
традицией, и поэтому в философских и
социальных вопросах моя работа очень
мало опирается на него... Комментируя
текст, я счел возможным указать
авторство отдельных его фрагментов.
Оправданием здесь служит то
обстоятельство, что в первом издании
авторство устанавливалось однозначно:
А.К. пользовался красными чернилами, А.А.
- синими, к тому же и почерк авторов
несколько различается.
Кроме того, я попытался дать
небольшой комментарий к некоторым
иллюстрациям - задача, на которую не
решался до сих пор ни один из
исследователей “Сказки”...
Alex Yur, Tula,
july 97
|
|||||||
|
|
||||||||
