Леонид Альтшулер о Маше Маховой.

Опыт самоанализа зачарованного слушателя в реальном времени (с предельным разрешением - 1 эмоц. всплеск)

Когда внешний вид всего, что попадается вокруг, окончательно приелся, когда ничего нет такого, что хотелось бы сохранить, сфотографировать для завтрашних своих же глаз, можно, например, взять фломастеры и нарисовать небывальщину, или раскрасить в фотошопе обычные сосны так, чтобы выдать их за заросли на Венере. А можно просто взять микроскоп. Обычное крыло бабочки под микроскопом превращается в диковинную черепичную крышу, а если устройство позволит, то каждая черепичка станет мечтой сталкера или археолога – пустынным городом с невиданными кварталами портиков и колонн. А если к микроскопу приделать видеокамеру, можно убедиться в том, что все мы – и люди, и, скажем, мухи, - сами являемся муравейниками живых существ – клеточек, которые суетятся по хозяйству, сражаются с врагами, жертвуют собой, помогают и вредят друг другу, ябедничают, скандалят за пищу и кислород. Слушатель музыкально-поэтического произведения, как нам кажется, не настолько проще мухи, если конечно ещё трезв, чтобы не было интересно понаблюдать за картинами и безмолвными восклицаниями, сменяющими друг друга в его голове, пока он по ходу дела переваривает слышимое. Чтобы не пропустить ни одной детали, давайте воспользуемся скрытой, всё нарочно преувеличивающей и одновременно замедляющей, камерой.

Поёт – как всегда, свежая, Маха, быстро поёт, ей кажется, раз ей всё понятно, то и слушателю с первого раза и в этом темпе должно быть понятно. Песня недавняя. Слушает – Альтшулер, - капризный, потому что переполнен этими песнями, льющимися со всех сторон и много лет уже, но так редко по-настоящему задевающими, а к дамским испытывает особое недоверие, хотя Маха, по его мнению, - странное исключение.

Итак, не успела прозвучать первая строчка

Заалело небушко, посветлело полюшко,

как же сразу поморщилось внутреннее лицо критика – Ну вот, небушки – хлебушки, катится – платьице – знаем эти уменьшительные суффиксы, ими вечно бабьи песни полны, а то вдруг Дольский со своей ладошкой присоседится или Клячкин с упомянутыми платьицами. Однако сама скороговорка мелодически безусловно хороша, и главное естественна, всё-таки Маха есть Маха. Посмотрим дальше, хотя после небушка-хлебушка вряд ли что толковое будет в смысле слов.

(И всё это успевает прокрутиться в голове на фоне прослушивания всего-то вот этой короткой строчки – мысль сильно быстрее языка – именно за этой-то быстрой, хоть и сбивчивой самой первой мыслью, за её бегом, петлями и переменчивостью и будем следить дальше, ибо слушатель и сегодня не забыл всех мелких поворотов свежего впечатления и именно этим-то и хочет поделиться).

Была Дуня девушкой, стала Дуня солнышком

О! Воистину прекрасен этот перенос ударения в мелодии на первый слог! Вот именно, «бЫ-ла Дуня…» - как славно. Нет, пожалуй, ещё можно чего-то ждать от всех этих солнышек. Была девушкой, стала… Посмотрим, как автор уйдёт от грубого - была мол девушкой, а теперь вот глядите – уже нет. Солнышко – весьма нежный выход, если бы не эти «ышки». Хотя девушка – смягчение приёма. Ведь не помним же мы не уменьшенного «дева», нет девушка – слово самостоятельное и на один искусственный «ышк» таким образом как бы стало меньше. А строка в целом без анализа – на слух, на чутьё – добра и хороша, хоть и пахнет за версту автором-женщиной. Ну что ж..

Постелила матушка скатерти крахмальные

Так, вот и до крахмальных всё-таки дошло – не простыни, а скатерти значит. Такой вот приём - не потерять высоты штиля. Ну, хоть матушка, тут опять мягкий «ушк», вроде девушки, не режет. Однако мелодия так успокоилась, что просится разрешение поярче, иначе зачем ей успокаиваться-то…неужто что будет? что-то не верится, не могу представить заранее

Да шептала на ушко

Боже правый!!! Вот это строчка! Маха, Машище, ненормальная, гениальная!!! Ты что делаешь-то – всю душу рванула за какой-то уголок этим взлётом мелодии, так тебе ещё мало – как месть и торжество твоё за все мои скривлённые губы на «ышки-ушки» это сказочное «нА ушко»... и нежно…и необычно…и ударение перенесено, и поставлено на самую вершинку, то есть, что это я, нет – на вершину, на острый пик царь-строчки это твоё «нА ушко» - вот он львиный коготь, лапа, нет – целый блестящий прыжок. Автор! Ты настоящий лев, дальше делай, что хочешь, я тебе безусловно поверил.

Что-то на прощание

Это уже всё равно что именно - про прощание, лишь бы та строчка повторилась ещё своей тенью. Лучше бы – дважды, это не может надоесть.

Уходили к реченьке, там купались до ночи

Почему-то предвидилось «голые». Откуда эти голые взялись? Ну ладно, акваманы они оба были, в общем всё хорошо – одни положительные ассоциации, пусть будет реченька

Была Дуня девушкой, стала Дуня лодочкой

Понятно. Плывём. Очень хорошо – лодочкой.

И путём неведомым, обернувшись тучею

Стоп! Как ещё и тучею? Она же лодочкой едва успела побыть. Эх, автор, не угнаться мне в таком темпе за чередой перетеканий в твоём активном воображении. Прям как облака на ветру. Хорошо, так что там будет с тучею, неужто ещё во что обернётся? Вот будет жалость, потому что подходит момент царь-строчки, главного разрешения второго куплета, и хотелось бы чего-то такого…

Отплывала медленно, да тянулась лучиком

Браво! Выпуталась! Опять победила. Вот это проговаривание «отплывала» - слово выбрано такое, что, повторяя про себя, успеваешь сделать два сладких покачивания, два полуударения – АтплывАла. И вслед за этим невероятно совпадающие друг с другом смысл и произнесение в слове «медленно». Это такое особое слово, редкое. Слово «медленно» можно, а здесь – нужно, произнести именно медленно, медово, наслаждаясь роскошной мелодией и тем, как это совпадает с Дуней, которая была девушкой и у которой началось сначала счастье солнышка и лодочки, а потом и вообще всякая судьба, и этим «отплывала медленно» забросить взгляд уж совсем в какие-то дальние грустноватые, но и прекрасные дали её юного, потом просто женского, да и вообще ничьего – будущего.

Тянулась лучиком? Возможно – обратно, как взглядом? То есть мы видим сильно освещённый край уплывающей, далеко ушедшей уже тучи, может быть розовато-бежевый, яркий, по сравнению со всей тучей, и он тянется назад в нашу сторону лучиком, памятью к детству и матушкиному дому? Немножко только сбивает эхо от незабытого ещё «ОТплывала». Это ОТ привязывает картину к началу её возникновения, не даёт туче оказаться уже так далеко, что оттуда ей надо будет тянуться лучиком. Для лучика лучше бы было «Уплывала». Но нет, всё в целом, наверно проиграло бы. Пока выговаривалось «ОТплывала», мы ещё не знали про лучик, и так было лучше.

Ну, а речка длинная, не испить до донышка

Так и есть – пошло про судьбу в целом. Правильно. Тут и не должно быть ничего неожиданного, даже лучше – что-нибудь спокойное и банальное, предвидимое. Правда разные измерения – длинная и до донышка – звучат подряд несколько, как от забора до обеда. Возможно, это подтверждает, что автор, хоть и гуманитарий, знает, что объём вычисляется как произведение длины, ширины и глубины, и следовательно, если бы речка была длиною в метр, можно было бы её гораздо легче испить до донышка. Но если не юморить – всё понятно, и ощущение общей нежности к происходящему поддержано.

Где ты, моя милая, где ты, моё солнышко

Отлично. Именно – совсем просто.

Было или не было, скажешь иль помолишься

Ммда. Ясно, что здесь и должен был быть какой-то наполнитель, подводящий к последней строчке. Но хотелось бы угнаться глазами за оправдывающей моделью Автора.

Например, так: это уже взгляд назад. Далеко уплыло облако. Уже с трудом дотягивается в прошлое только самым тоненьким воображаемым лучиком. Было или не было? Может быть, не ответит, промолчит, вздохнув своим воспоминаниям, бывшая когда-то девушка, уж и не скажет ничего, только помолится, и тоже не объяснит – о чём это.

Была Дуня девушкой, стала Дуня солнышком

Затихает чудесный повтор. Затихает всякая мысль и торопливый зарисовщик в душе у слушателя. Остаётся медовая грусть и желание – не уходи, песенка. Блестят настоящие слёзы на глазах у Трубецкого.

31.05.06

Л.Альтшулер (по впечатлению, привезённому со слёта, где упомянутый П.Трубецкой Маху на брёвнышке записывал, а она пела 18 новых песен, а автор сего сидел, раскрыв рот, поодаль)

Леонид Альтшулер поет песню Марии Маховой

Слушая Дуню.